Руденко Сергей Иванович / Научная деятельность
Материал из Археология Алтая.
Установление хронологии и культурная интерпретация памятников Алтая скифской эпохи являлись центральными темами в научной деятельности С.И. Руденко. Понятие «пазырыкская культура» исследователь не использовал. Впервые, по-видимому, это словосочетание употребил В.Н. Чернецов (1954, с. 186) при написании рецензии на одну из монографий С.И. Руденко (1953).
Надо отметить, что С.И. Руденко был не согласен с датировками больших «алтайский» курганов (Пазырык-I–V, Шибе, Туэкта-I–II, Берель и др.), которые предлагали М.П. Грязнов, С.В. Киселев, К. Йеттмар, Л.А. Евтюхова, Л.Р. Кызласов, К.Ф. Смирнов. Он также не принял концепцию «ранних кочевников» М.П. Грязнова, в рамках которой выделялось три этапа их развития. По мнению исследователи, критерии для выделения, например, майэмирского этапа (конская узда; форма бронзовых зеркал; полное отсутствие железных орудий) при внимательном их рассмотрении не выдерживали критики (Руденко С.И., 1960, с. 162–164). С.И. Руденко считал, что все имеющие материалы позволяют датировать горно-алтайские курганы с каменной наброской скифским (VII–IV вв. до н.э.) на западе и ахеменидским в Персии временем (Там же, с. 172). Кроме датировки каждого из больших «алтайских» курганов исследователь, опираясь на результаты дендрохронологического анализа И.М. Замоторина (1952), указал на последовательность сооружения этих памятников с точностью до одного года (Руденко С.И., 1960, с. 335).
Характеризуя культуру древних кочевников Горного Алтая, С.И. Руденко (1952, с. 257) отметил, что «…они являлись частью родственных им по культуре, а возможно и по происхождению, племен, населявших степные пространства в предгорьях Тарбагатая, Тянь-Шаня, а также Среднеазиатского междуречья и оазисы Бактрии, населенные оседлыми земледельческими племенами». Определяя хронологические рамки скифской культура Горного Алтая, исследователь указывал, что наиболее ранние курганы с каменной наброской можно датировать VII в. до н.э., а поздние – IV в. до н.э. В качестве обоснования верхней границы культуры он обращал внимание на отсутствие в имеющемся материале китайских вещей эпохи ранних Хань и предметов греко-бактрийского происхождения (Руденко С.И., 1952, с. 257–258; 1960, с. 172). Избрание для нижней границы скифской эпохи VII в. до н.э. не случайно, поскольку в то время эта дата уже устоялась в академических кругах, что естественно оказывало давление на ученого и не давало ему выйти за ее рамки при анализе начальных этапов культуры (Кирюшин Ю.Ф., Тишкин А.А., 1997, с. 16).
Важно отметить, что С.И. Руденко один из первых высказал мнение о существовании в Евразии единого скифо-сакского мира, «сложившегося к середине первого тысячелетия до н.э. на основе пастушеского скотоводства и обусловленной им общественной организацией и идеологией» (Руденко С.И., 1952, с. 27). Исследователь указывал на изменение экологической ситуации в начале I тыс. до н.э. и, как следствие этого, переход большей части оседлых народов к подвижному образу жизни, связанного с новым типом хозяйства – скотоводством (Руденко С.И., 1952, 1953, 1957). Подробнее формы скотоводческого хозяйства у кочевников С.И. Руденко рассмотрел сначала в докладе на заседании отделения этнографии Географического общества СССР в 1958 г., а спустя некоторое время в развернутом виде опубликовал в статье (Руденко С.И., 1961б).
Отдельный интерес у С.И. Руденко вызывала социальная история пазырыкского общества. Изучая эту проблему, он во многом высказывал идеи, сходные с позициями других исследователей. В зависимости от монументальности сооружений ученый предлагал подразделить курганы скифского времени на три основных группы, каждая из которых соответствует определенному социальному статусу умерших людей. В результате такого подхода выделялись: 1) погребения рядовых номадов; 2) курганы знати (племенной и/или родовой); 3) погребения вождей племен (Руденко С.И., 1952, с. 54; 1953, с. 257). Давая такую традиционную для того времени трехуровневую стратификацию кочевого социума, С.И. Руденко подчеркивал, что уровень имущественной дифференциации у «горно-алтайцев» был ниже, чем у саков или скифов Причерноморья. Следствием этого явилось наличие в пазырыкском обществе не только знатных, но и зажиточных семей, у которых в частной собственности находилось больше скота, чем у других соплеменников (Руденко С.И., 1952, с. 56).
Особое внимание С.И. Руденко обратил на вопрос о рабстве у кочевников Алтая. Исследователь отмечал, что прямых свидетельств о формах зависимости у «пазырыкцев» нет. В тоже время, он не исключал существования домашнего рабства, что было весьма характерно для других народов древности (Руденко С.И., 1953, с. 257).
Не меньший интерес у С.И. Руденко вызывали особенности общественной организации номадов Алтая, в структуре которой он выделял рода и племена. Во главе племени, по его мнению, стояли старейшины, а в военное время их функции переходили к вождям и военачальникам. Вождей и старейшин выбирали через народное собрание. Существовал также совет старейшин, регулирующий межплеменные отношения (Руденко С.И., 1952, с. 56). Ученый полагал, что общественное развитие номадов Алтая очень сходно с уровнем развития ухуаньцев, известных по китайским источникам, у которых еще «только недавно началось выделение более зажиточных семей из остальной родовой общины» (Руденко С.И., 1953, с. 270–271).
Важным достижением в палеосоциологических реконструкциях С.И. Руденко является планиграфический анализ могильников. Он первый указал на перспективность такого метода и продемонстрировал его возможности на примере памятников Горного Алтая. По мнению исследователя, курганная группа – это кладбище одного рода. Некрополь в долине Пазырык он предложил рассматривать как погребения вождей племен из трех родов или семей, что хорошо прослеживается по планиграфии памятника. Так, в пределах Пазырыкского могильника С.И. Руденко выделил три группы: 1) курганы №1 и №2; 2) курганы №3 и №4; 3) стоящий особняком курган №5 (Руденко С.И., 1952, с. 56). Немного позднее ученый пришел к однозначному выводу, что в урочище Пазырык похоронены представители только от трех семей, а не от родов (Руденко С.И., 1953, с. 259).
Несмотря на то, что по многих вопросам мнение С.И. Руденко совпадало с точками зрения других исследователей Горного Алтая, тем не менее, в ряде случаев он активно критиковал позиции своих оппонентов. Так, наибольшие разногласия у С.И. Руденко возникли с М.П. Грязновым, в частности по проблеме так называемых «посмертных даров», на основании анализа которых М.П. Грязнов предложил реконструкцию структуры «горно-алтайских» племен (Грязнов М.П., 1950, с. 70–71; Руденко С.И., 1960, с. 240–241). С.И. Руденко, критикуя М.П. Грязнова и поддержавших его С.А. Токарева (1950, с. 213) и К. Иеттмара (1951, p. 200), отмечал, что материалы по скифской эпохе Горного Алтая «…не дают оснований видеть в погребенном инвентаре вещи, дарованные, а не принадлежащие умершим, и тем более приписывать феодальные отношения обществу горно-алтайских племен…». Доводы же М.П. Грязнова, сделанные на основании материалов из Первого Пазырыкского кургана, исследователь считал не обоснованными. Археолог отмечал, что погребенные верховые кони принадлежали исключительно умершему, а разные метки на ушах лошадей свидетельствуют лишь о том, что они могли иметь когда-то разных хозяев (Руденко С.И., 1960, с. 239). С.И. Руденко также обратил внимание на однотипность конского снаряжения и на то, что отдельные его элементы, неоднократно чинились. Это обстоятельство исключало вывод М.П. Грязнова о том, что они изготовлялись специально для погребения и приносились, как и лошади, в дар к умершему вождю (Там же).
Завершая обзор социальных разработок С.И. Руденко можно сделать следующие выводы. Прежде всего, надо отметить, что в его работах прослеживается определенное принижение уровня социально-экономического и политического развития общества скотоводов Алтая. Это связано с методологическими принципами исторического материализма, на которых базировалось исследование ученого. К этому надо добавить, что на методологию наложились определенные идеологические догмы, широко распространившиеся в науке в 30-х – начале 50-х гг. XX в. Поскольку по господствующему в то время мнению ученых и идеологов, «пазырыкцы» не «дотягивали» по имеющимся в их культуре признакам до уровня рабовладельческой формации, поэтому возникла необходимость обоснования более низкого развития номадов. Особенно отчетливо такая тенденция наблюдается в монографиях С.И. Руденко, изданных в 1952 и 1953 гг. В этих работах, в качестве определенного теоретического обоснования своего исследования ученый в ряде случаев по вопросам социальной истории ссылается на работы И.В. Сталина. В этой связи представляется не случайным стремление археологов и историков того времени показать «пропорциональную» зависимость богатства и социального статуса: чем знатнее человек, тем выше у него уровень материального благополучия, тем сильнее он эксплуатирует сородичей, соплеменников (Дашковский П.К., 2001г).
Надо отметить, что С.И. Руденко в какой-то степени пытался уйти от подобного идеологического принципа, характерного даже не столько для марксизма, сколько для сталинской идеологии. Поэтому ученый, опираясь на реальные археологические и этнографические источники, указывал на наличие в социальной структуре пазырыкцев не только трех традиционных слоев, но и «категории зажиточных семей», которые были ниже по статусу знати (Руденко С.И., 1952, с. 56).
В одной из своих последних работ «Культура населения Центрального Алтая в скифское время», опубликованной в 1960 г. в период «хрущевской оттепели», исследователь, по сути дела, призывает ученых неформально понимать выводы классиков марксизма, в частности Ф. Энгельса, а «творчески» их перерабатывать. В данном случае речь идет о том, что С.И. Руденко в определенном смысле выступил против «преувеличенной точки зрения (Ф. Энгельса. – Авт.) на роль военных набегов как источника благосостояния коневодческих племен» (Руденко С.И., 1960, с. 243). Такая, даже небольшая частная критика, отдельных положений марксистской философии и идеологии, конечно, не могла быть высказана в сталинскую эпоху.
С методологической точки зрения в творчестве С.И. Руденко, как и М.П. Грязнова, С.В. Киселева переплетались принципы философии позитивизма, исторического материализма и постулаты марксистской идеологии. Такой методологический синтез обусловлен сложными процессами общественно-политической жизни в СССР, в которые был вовлечены и археологи.
Следует отметить, что при всех недостатках социальных разработок С.И. Руденко, а также С.В. Киселева и М.П. Грязнова, тем не менее, эти ученые внесли большой вклад не только в изучении социальной истории кочевников, но и в целом в разработку методики палеосоциологических реконструкций. Исследователи прекрасно продемонстрировали возможности комплексного подхода к таким реконструкциям на основе привлечения археологических, этнографических, палеозоологических и антропологических данных. Особое внимание было обращено на критерии социальной стратификации, в качестве которых рассматривались монументальность сооружения, состав инвентаря, объём трудозатрат на сооружение кургана и т.д. Нужно подчеркнуть и успешное применение С.И. Руденко планиграфического анализа Пазырыкского могильника.
Основным итогом социальных разработок С.И. Руденко одновременно с М.П. Грязновым и С.В. Киселевым стала выработка трехуровневой модели социального развития номадов Горного Алтая, которая заложила фундамент для дальнейших исследований в этом направлении.
Значительное влияние С.И. Руденко уделил изучению верований, обрядов древних кочевников Алтая. Это нашло отражение в отдельных разделах его монографий (Руденко С.И., 1952, 1953, 1960). Реконструкцию религиозно-мифологических представлений, как и социальной структуры, исследователь построил на основе комплексного подхода, базирующегося на привлечении археологических источников, сведений античных авторов, китайских хроник, этнографических данных и результатах анализа художественных образов пазырыкского искусства. Такой комплексный подход, основы которого выработаны еще во 2-ой половине XIX в. В.В. Радловым, позволил ученому достаточно подробно представить реконструкцию культа мертвых и предков, жертвоприношений, поминок, обычая бальзамирования у скотоводов (Руденко С.И., 1952, с. 244–247; 1953, с. 336–341). Изучение артефактов из больших пазырыкских курганов подтолкнуло исследователя к идее о том, что в религии номадов сохранились пережитки более ранних форм верований, в частности, магии, колдовства, анимизма. Об этом, по его мнению, свидетельствуют находки амулетов, специальных мешочков, в которые зашивали волосы и ногти (Руденко С.И., 1952, с. 247; 1953, с. 336–338 и др.).
С.И. Руденко выступил с критикой гипотезы, выдвинутую рядом ученых, согласно которой многочисленные изображения животных в пазырыкском искусстве являются свидетельством существования в религиозно-мифологической системе номадов пережитков тотемизма. Исследователь, вслед за М.И. Артамоновым, предлагал различать два вида изображений: 1) реалистичные сцены нападений хищников на травоядных; 2) нападение фантастических животных на тех же травоядных. Последняя группа изображений отражала мифологические, вероятнее всего, дуалистические представления кочевников, которые находят аналогии в переднеазиатской космогонии (Руденко С.И., 1953, с. 336–338).
В своих работах С.И. Руденко попытался восстановить пантеон древних «горно-алтайцев», проводя для этого аналогии с мифологией скифов Причерноморья и анализ изображений на ковре из 5-го Пазырыкского кургана. По его мнению, на этом ковре изображена богиня, которая выполняла те же функции, что богини Табити или Апи у скифов. Первая богиня была связана с культом огня и домашнего очага, а вторая – это богиня земли, относящаяся к подземному миру. Сама богиня, запечатленная на пазырыкском ковре, восседает на троне со священным деревом или кустом в руках, а перед ней стоит всадник. Исследователь отмечал, что поклонение животворящим силам природы, а также некоторые другие особенности религии и мифологии пазырыкцев, находят прямые аналогии не только у скифов, но и у народов Передней Азии, в частности у иранцев (Руденко С.И., 1953, с. 339). Таким образом, ученый первым высказал идею, правда, в расплывчатой форме, что в основе религиозной системы «пазырыкцев», скифов и ряда других народов скифской эпохи Евразии лежал общий для них комплекс индоиранских религиозно-мифологических представлений.
Следует особо обратить внимание на то, что, несмотря на признание достаточно развитой религиозно-мифологической системы у номадов Алтая, С.И. Руденко (1953, с. 339), тем не менее, ошибочно указывал на отсутствие в пазырыкском обществе, как и у других кочевников, в том числе и у скифов, особого жреческого слоя. Последние разработки в этой области как раз показывают существование определенной группы служителей культа в пазырыкском обществе (Полосьмак Н.В., 1994а, 2001а; Могильников В.А., 1997; Марсадолов Л.С., 2000а; Шульга П.И., 1999б, 2000б; Дашковский П.К., 2001а; и др.).
Концепция духовного развития «пазырыкцев» С.И. Руденко базировалась, с одной стороны, на принципах исторического материализма и разработках отечественной этнографической школы. С другой стороны, он пытался выйти за эти достаточно узкие методологические рамки, в связи с чем в его работах наблюдается влияние философии неопозитивизма с ее принципом верификации, а также достижений сравнительного религиоведения и сравнительной мифологии, основы которых были заложены М. Мюллером и его последователями.
В настоящее время выводы С.И. Руденко, несомненно, нуждаются в уточнении и пересмотре. Тем не менее, они явились отправной точкой в формировании основных задач и подходов в развитии этого направления изучения пазырыкской культуры Горного Алтая.
Значительный вклад ученый внес в изучении искусства скифской эпохи (Руденко С.И., 1961а, 1968, 1971; Руденко С.И., Руденко Н.М., 1949). Комплексное исследование этой проблемы позволило С.И. Руденко указать на то, что пазырыкское искусство имеет много общего с ранними произведениями искусства скифов Северного Причерноморья, а также с искусством Передней Азии, прежде всего, ахеменидского периода. При этом исследователь особо подчеркнул, что для ранних памятников (VI в. до н.э.) номадов Алтая характерен особый стиль в изображении животных – расчленение их тела системой завитков и треугольников. В более поздний период (V в. до н.э.) в изображениях животных уже ярко проявляются влияние Переднеазиатских художественных традиций. Исследователь также обратил внимание, что если связи с Передней Азией на всем протяжении развития пазырыкской культуры носили устойчивый характер, то с Китаем такие контакты были эпизодическими (Руденко С.И., 1968, с. 110–113).
Не смотря на то, что уже существует большое количество публикаций, посвященных жизни и научной деятельности Сергея Ивановича Руденко, все же, на наш взгляд, более полная и объективная работа еще впереди. Для этого потребуются усилия не одного поколения исследователей. Важно, чтобы о С.И. Руденко не только помнили, но и знали его труды, ставшие уже классическими.