Могильников Владислав Александрович / Научная деятельность
Материал из Археология Алтая.
После М.П. Грязнова (1930б, 1939, 1947, 1978, 1979, 1983, 1992) и С.В. Киселева (1947, 1949, 1951) с целостной концепцией этнокультурного развития кочевников Алтая выступил В.А. Могильников (1986а–б). Ученый предложил рассматривать в рамках раннескифского времени особую майэмирскую культуру, которая прошла в своем развитии два этапа: 1) куртуский VIII–VII вв. до н.э. и 2) майэмирский VII-VI вв. до н.э. При этом В.А. Могильников обозначил территорию распространения памятников этой культуры в двух локальных вариантах: южный (куртуско-катонский) и северный (усть-куюмский). Особо было подчеркнуто, что имевшиеся в то время материалы позволили только предварительно наметить различия между памятниками куртуского и майэмирского периодов. Для куртуского этапа Южного, Западного и Центрального Алтая отмечены захоронения людей под кольцевидными выкладками из крупных камней или валунов в неглубоких могилах, скорченно на левом боку, головой на северо-запад, в сопровождении лошади или без нее. Захоронение животного совершалось в отдельной яме, смежной с погребением человека. Памятники этого же этапа в северной и в отдельных районах центральной части Алтая имели практически аналогичные характеристики, но, по мнению В.А. Могильникова (1986б, с. 48–49), они отличались от предыдущих по ряду показателей: умерших хоронили в каменных ящиках, установленных в неглубоких ямах или на уровне древнего горизонта; погребенные, как и в предшествующем случае, укладывались скорченно на левый бок, головой на северо-запад; при этом присутствовало сопроводительное захоронение лошади (или головы и конечностей животного) в отдельной яме или в смежном каменном ящике. Инвентаря в исследованных захоронениях куртуского этапа обнаружено немного. Что касается целостной характеристики собственно майэмирского этапа, то она в указанной работе В.А. Могильникова не приведена. Некоторые показатели отмечены лишь при рассмотрении отдельных памятников (большая глубина могил, наличие подбоя, захоронение лошади в одной могиле с человеком, инвентарь и др.). Разнообразие деталей погребального обряда объяснено неоднородностью населения Западного Алтая в VII–VI вв. до н.э., а также предположением о миграции в горы племен из степных районов, находящихся к юго-западу от них (Могильников В.А., 1986б, с. 47–52).
Развивая свои идеи, В.А. Могильников (1986б, с. 53; 1988, с. 74, 83; и др.) отмечал, что на основе усть-куюмского локального варианта майэмирской общности сформировалась кара-кобинская культура V–III вв. до н.э., а пазырыкская с конца VI в. до н.э. представляла собой результат взаимодействия местного населения куртуского этапа южных, юго-западных и частично центральных районов Алтая и племен, пришедших из степей Казахстана. Исследователь указал, что пазырыкские памятники преобладают в Южном и Юго-Восточном Алтае: в верховьях Берели, Катуни до устья Чуи, в бассейне Чуи, на среднем и верхнем Чулышмане. Количество смешанных могильников, включающих пазырыкские и кара-кобинские объекты, увеличивается к нижнему течению Чуи. Собственно кара-кобинские памятники распространены преимущественно в Центральном Алтае (район средней Катуни и Урсула). Ученый полагал, что к VI–V вв. до н.э. «пазырыкские» племена установили господство над автохтонным «кара-кобинским» населением Горного Алтая, частично смешались с ним и постепенно его ассимилировали. Об этом, по мнению В.А. Могильникова (1988, с. 72–77, 81, 83), свидетельствует расположение кара-кобинских курганов в одной цепочке с пазырыкскими, а также наличие сопроводительного захоронения лошади в погребениях с каменными ящиками. Необходимо указать еще на один важный момент, который был отмечен исследователем при рассмотрении этнокультурной ситуации на Алтае. Это касается проблемы контактов населения скифской эпохи с другими племенами. В этом плане выводы В.А. Могильникова (1986б, с. 47–48) выглядели следующим образом: «…можно предполагать, что миграция… в VII–VI вв. до н.э. из степных районов с юго-запада имела место, но ее размеры, характер взаимодействия с местным этническим субстратом и направления остаются неясными. Зато с достаточной определенностью можно утверждать, что последующее развитие культуры и этноса в VI–III вв. до н.э. пазырыкцев Горного Алтая и саков степей Восточного и Юго-Восточного Казахстана шло различными путями, хотя некоторые контакты между ними продолжали сохраняться». Представленная В.А. Могильниковым схема этнокультурного развития населения Горного Алтая в раннем железном веке вызвала неоднозначные оценки у исследователей, так как она выглядела гипотетичной и в некотором плане искусственной, но не лишенной логичности и отражала своеобразный подход к культурно-хронологической проблеме формирования и развития скифской эпохи, определив задачи и направления дальнейших исследований (Тишкин А.А., 1994а, с. 125; Кирюшин Ю.Ф., Тишкин А.А., 1997, с. 25–26). Стоит еще заметить, что рассматриваемая концепция определенным образом соединяла ранее уже высказанные идеи М.П. Грязнова (1978, 1979, 1983, 1992), С.В. Киселева (1947, 1951), Л.С. Марсадолова (1981, 1985) и некоторых других археологов. Точку зрения В.А. Могильникова в целом поддержали А.С. Суразаков (1988а), П.И. Шульга (1998а, 1999а), В.И. Молодин (2000а–б) и другие исследователи, дополнив ее содержание новым конкретным материалом. Однако, как справедливо заметил П.И. Шульга (2000б, с. 149), указанная позиция автора по поводу интерпретации немногочисленных материалов раннескифского времени «…не выдержала испытание временем и была пересмотрена».
Изучая вопрос взаимодействия населения Горного Алтая с племенами сопредельных регионов, В.А. Могильников обратился к рассмотрению пяти погребений катакомбного типа скифского времени. По мнению ученого, появление на Алтае так их памятников связано с проникновением на эту территорию саков Казахстана и Средней Азии (Могильников В.А., 1994). В своей монографии «Население Верхнего Приобья в середине – второй половине I тысячелетия до н.э.» он продолжил исследование этнокультурных процессов на Алтае и пришел к следующим выводам. Контакты племен Верхнего Приобья с «пазырыкцами» были менее интенсивны, чем с саками Казахстана. Эти связи распространились преимущественно на предгорья, где «...в результате взаимодействия с горно-алтайским этносом в VI – начале V в. до н.э. (Быстрянка) появился обряд сопроводительных конских захоронений, исполнявшийся в отличной от пазырыкской форме с положением коня к югу от покойника головой на запад» (Могильников В.А., 1997, с. 103–104). Наибольшее влияние «горноалтайцев» на население Верхнего Приобья относится к V–IV вв. до н.э., что нашло отражение, в частности в материале курганов могильника Рогозиха-I. Одним из итогов взаимодействия с «пазырыкскими» племенами «культуры населения Саяно-Алтая в целом» явилось распространение в Верхнем Приобье «предметов вооружения саяно-алтайского воина», состоящего из кинжала, чекана, лука и стрел. В.А. Могильников считал, что слабость контактов «пазырыкцев» с племенами Верхнего Приобья обусловлена особенностями экологической ниши в этом регионе. В частности, он указал на существование между основным ареалом расселения номадов Горного Алтая к югу от Семинского хребта и приалтайской лесостепью пояса низкогорий с большим количеством осадков, покрытого преимущественно лесом, малопригодного для кочевания. Именно эта естественная преграда ограничивала контакты между населением Горного Алтая и алтайской степью и лесостепью (Там же).
В одной из своих работ В.А. Могильников (1999, с. 137), продолжая рассматривать проблемы этнокультурной истории Алтая, отмечал, что взаимодействие между «пазырыкцами» и саками хорошо прослеживается по некоторым объектам северо-западных предгорий Алтая (Гилево-X, курганы №1, 2). Примечательность таких памятников заключается в сочетании сакских (каменно-земляные насыпи с кольцом из наброски камней или развалившейся ограды по периметру, погребения в грунтовых ямах, западная ориентация умерших и др.) и пазырыкских (погребальная камера в виде сруба и бревенчатой обкладки, сопроводительные захоронения лошадей и др.) элементов погребального обряда. По мнению ученого, данная синкретичность обрядности обусловлена локализацией региона в зоне контактов саков Казахстана, «пазырыкцев» Алтая, многокомпонентных по генезису этносов каменской и быстрянской культур. Кроме того, он особо подчеркнул, что население каменской и староалейской культур Верхнего Приобья не испытало серьезного влияния «пазырыкцев», поскольку последние не углублялись далеко в степные районы Алтая (Там же, с. 137–138).
Среди других аспектов изучения скифской эпохи Горного Алтая нужно обратить внимание на наблюдения В.А. Могильникова по социальному устройству пазырыкского общества. Так, исследователь вслед за рядом других ученых отмечает существование в социуме кочевников служителей культа – жриц. При этом он ссылается не только на материалы Второго Пазырыкского кургана, но и на погребение в Каракольском кургане, который ранее в подобном отношении не рассматривался. Одним из основных критериев для определения жреческой принадлежности женщин из этих памятников служило обнаружение в них каменных алтариков, не зафиксированных в погребениях рядовых кочевников Горного Алтая (Могильников В.А., 1997, с. 90–91).